Думаю, что мало кто в этом возрасте выбирает сам, куда идти учиться. В основном детей всё-таки подводят к этому родители и формируют у них представление, кто они из себя. У меня сформировали представление, что я — «физмат». И каким-то образом я всегда к этому шел. Мне повезло, что родители направили меня на хорошую базу еще со школы. Давали больше свободы, но при этом какие-то определенные вещи меня больше интересовали. Физикой с удовольствием занимался, как мне кажется, я ее понимал. И это меня выгодно отличало от тех, кто просто учил. Дома выполнял много внеурочных заданий, в олимпиадах участвовал.

Мой папа — военный, закончил Корабелку, поэтому сначала я выбирал что-то похожее и думал в Можайку или Дзержинку пойти. А Политех рассматривал как альтернативу военному вузу. Однажды мне в руки попала рекламная брошюра для абитуриентов, в которой я ничего не понимал. Мама и папа тем временем говорили: «Ты выбираешь свое будущее!». Меня заинтересовал ФТК — факультет технической кибернетики, это программирование. Но я понимал, что не смогу, — не программист я. В описании ЦНИИ РТК встретилось слово «роботы», и я подумал — ну, если роботы, тогда, наверное, будущее. Поэтому выбрал Политех исходя из того, что просто — сюда смогу.

Я поступил по результатам Политехнической олимпиады. Каждому, кто набирал проходной балл по олимпиаде, фактически гарантировалась место. Я знал, что в ЦНИИ РТК последние годы проходной балл — восемь. Приехал, сдал физику и математику на четверки и в марте уже знал, что поступил. Мой брат за два года до меня поступил в ЦНИИ РТК, мониторил, сам ходил к декану и узнавал, что все в порядке, я прохожу. Опять-таки благодарность родителям, что создали определенную атмосферу и условия, которые позволили мне поступить легко.

Знаете, я всегда исходил из того, что есть определенное «надо», и это «надо» неоспоримо. Хотя жил в общежитии — со всеми причитающимися благами, и это никак не пересекалась с тем «надо», которое требовалось от учебы в вузе. Мне повезло в том смысле, что я, конечно же, проделал определенную работу над собой. Я знал физику и математику на олимпиадном уровне, поэтому первые два базовых курса для меня прошли не очень сложно. В течение трех семестров физику вообще сдавал экстерном. А вот с матанализом было сложно — его, наоборот, сдавал четыре раза, потому что трижды у нас менялся преподаватель.

Вообще, я никогда не воспринимал учебу, как нечто сложное. Да, многое не хотелось учить. Но это, наверное, потому, что ненавижу какие-то регламенты и правила, сам по жизни каким-то образом двигаюсь, но всё, что «должен», я не делаю. Поэтому определенные моменты просто научился обходить. Например, списывать грамотно или договариваться с преподавателями, как в свое время с философией получилось. Я купил реферат в переходе, а преподаватель, естественно, забил в Google и сразу же понял, что это скачанный реферат. Выставил меня на допсу. При том, что сейчас я фактически только философией и занимаюсь. А тогда мне казалось — фу, ну, на фига нам эта философия?..

Стартовые условия никто не отменял. Да, я, мальчик, который приехал из города Капустин Яр Астраханской области, и люди, родившиеся здесь — в другой атмосфере и в другом контексте, имели разные возможности. Я помню времена, например, середину 90-х, когда отцу зарплату перестали платить, и мы жили на половину маминой — музыкального педагога, и пайки, которые выдавали отцу. Я знаю, что такое при свечах, когда тушенка коробками. Но я помню, и что такое рыбалка! И это было счастливое детство. Но определенное мировоззрение, конечно, сформировалось, из которого выкарабкиваться было непросто.

Я жил в общаге, денег немного, мягко говоря. И когда ребята в моей группе ходили и в перерывах, значит, йогурты там, бананчики кушали — а я в кирзовых сапогах и с длинными волосами. Меня это очень беспокоило, потому что я есть хотел. А у нас с братом бюджет только на гречку с рисом. И мы с ним тушенкой тоже закупались на месяц вперед, чтоб не растратить деньги. Но это было интересно. Уже с 1-го курса я начал работать. Погрузка-разгрузка арматуры на стройке, какие-то разовые подработки. А первая постоянная появилась благодаря моему товарищу, с которым мы приехали вместе поступать. Он поступил в ИТМО, я — в Политех, но у него были такие же условия, и мы вместе продолжали проходить этот путь. У него получилось пристроиться на производство соли для ванн. Это, с одной стороны, физический труд, с другой — мы только по выходным работали, то есть это не мешало учебе, и запахи там вкусные ароматные были — в общем, нам нравилось, и больше года мы там трудились.

Один из педагогов, которых я запомнил, это Сергей Анатольевич СТАРОВОЙТОВ. Первые два курса он вел у нас физику. Как мне казалось, что он такой случайный персонаж, идущий мимо и знающий физику. Он совершенно не как другие, он делал этот предмет интересным. Может, потому, что мне самому физика нравилась, может быть, ещё по каким-то причинам. Это я ему экстерном сдавал, а он меня не щадил. Он живым был, в отличие от многих, для кого преподавание стало рутиной. Ему было все равно, ведем мы конспекты или нет, потому что он всегда работал именно на понимание, а экзамен проводил в диалоге — нормально так мы с ним выясняли отношения. Формальность процедуры в виде билетов он соблюдал, но по предмету с ним нужно было говорить и доходить до смыслов. Он особо не валил, потому что, я думаю, какой смысл требовать от человека заучить билет? Это абсолютно бессмысленно.

Еще со школы я занимался плаванием, выступал в областных соревнованиях, у меня был разряд. И когда приехал сюда, первым делом пошел в бассейн и нашел главного тренера сборной Политеха по плаванию Ирину Владимировну ПЫЖОВУ. Но два года до этого я не занимался и потерял форму. Но у меня было большое намерение тренироваться и плавать за Политех. Тренер посмотрела на меня, я где-то по нижней границе соответствовал ее представлению о том, кто должен здесь плавать. Тем не менее я начал тренироваться, выступал на межвузовских соревнованиях. И это еще усиливало мой голод, потому что тренировались мы два раза в день, иногда и по субботам. Было стрессово, я потерял много веса, но мне нравилось. Через два года бассейн закрылся на ремонт, пловцы начали заниматься на суше и я перестал ходить. Через несколько лет обнаружил себя растолстевшим подростком, но все в том же общежитии.

Сейчас я дед.

Расскажу о том, как мы взломали систему. У моего товарища, с которым я учился и с которым мы стали ближайшими друзьями и до сих пор вместе идем по жизни, — это Саша БОРИСОВ, сестра в Германии жила. Как-то он съездил к ней в гости, вернулся полный впечатлений, привез много пива и мы с ним начали размышлять. Это как раз тот переломный момент после 3-го курса, когда, наверное, каждый студент, проходя экватор, начинают думать, как интегрироваться в свою профессию, искать какие-то стажировки, что-то еще. Но я, несмотря на то, что неплохие оценки получал, понял, что никогда не буду заниматься тем, чему учусь. Ни теорией машин и механизмов, ни теорией информационных систем — не понятно вообще, что мне с этим делать. Мой брат, например, остался в ЦНИИ РТК и 10 лет там работал. И другие ребята оставались внутри, делали действительно научные труды. Но я точно понял — не моё. И товарищ мой тоже. И мы подумали, что классно было бы поехать в Германию.

Я — человек ищущий, начал интересоваться и обнаружил в Политехе такое место, как Институт международных образовательных программ. Выяснил, какие есть программы обмена. Надежда БОГДАНОВА отвечала за программы с Мюнхеном, мы с ней иногда до сих пор на связи. Прихожу к ней, вот мы, значит, рассказываю: товарищ немецкий знает, а я начал учить язык с нуля — хотим поехать в Германию. Но выяснилось, что у ЦНИИ РТК с немецкими вузами нет никаких программ. Я уже не помню, что и как мы ей сказали, но она решила, что нам обязательно надо туда ехать. Наша программа — автоматизация управления в технических системах никак не билась, но с Техническим университетом Мюнхена была совместная программа по сенсорике и лазерам. «Оптику знаете?», — спросила Надежда Викторовна. Да знаем, конечно, еще со школы — преломление, дифракция и всё такое. И она каким-то чудом оформила нас в это направление. К тому моменту, уже на 5-м курсе, я немецкий до среднего уровня довел, сдал тест. Но в итоге мы дотянули эту историю до 6-го курса, а это последний год учебы и летом мы должны закончить университет. А программа — только для студентов, и начинается только с августа. Всё, мы больше не имеем на нее права.

Нет, нашелся вариант: мы ушли в академотпуск. Хотя в такой период — это уже диплом, уже нет пар, это в принципе невозможно. Но мы все оформили, и нас с БОРИСОВЫМ и ещё с одним Вадимом, которого к нам в тележку закинули, отправляют со стипендией на полгода в Технический университет Мюнхена.

Мы там не учились — мы уже были Wissenschaftlicher Mitarbeiter, младшими научными сотрудниками, и должны были писать дипломную работу, которую здесь, в Политехе, по возвращении будем защищать.

Напомню, что та программа, на которую мы приехали, никак не соотносилась к тому виду деятельности, которым мы занимались раньше. Профессор дал толстенную книжку по оптике на немецком — я, конечно же, ее открыл при нем. И закрыл. Эти шесть месяцев в основном были посвящены беспредельному гедонизму и изучению того, как устроен мир. Все это формировало во мне и предпринимательское мышление, и понимание, что правила установлены для того, чтобы их обходить, но в рамках берегов, естественно, не нарушая законы. Германии мы застали и лето, и Октоберфест, и Рождество, а в январе 2010-го вернулись. В феврале была защита.

Та немецкая поездка дала мне представление о том, как я хотел бы жить. Там всё для людей. Я увидел, как все может быть практично и комфортно, при этом не обязательно дорого. Когда розетки расположены, где надо, а не как получилось. Все это впечатляло первое время, а во второй период, когда уже напитались, мы поняли, что такая комфортная жизнь порождает много творческой энергии, и в ней хочется находиться. То есть когда ты можешь просто лечь на траву на газоне и загорать, а у нас не то, что по газонам не ходить — у нас их еще попробуй найти, особенно в центре города. Представьте себе, Мюнхен же огромный, а там Englische Garten — один из крупнейших городских парков в мире, где настоящая горная река течет, белки и лоси ходят. Даже приходя в парк Политеха ощущаешь, насколько это круто, когда естественная среда сохранена. В городе у нас мало таких мест.

Самое главное впечатление было — да, я хочу так жить. Но когда вернулся, нужно было искать работу. Вот защита — февраль, а в марте надо уже жить по-взрослому. Университет позади, родители дальше не объясняют, что делать, ну и пошел искать работу. Немецкий давал дополнительную возможность, и я пришел в T-Systems. Это российское подразделение немецкой группы Deutsche Telekom — крупнейшей европейской телекоммуникационной компании. Знаю, что многие ребята, которые в Политехе учились, пошли туда, устроились поначалу тестерами, а потом начинали расти. Одногруппница моего брата работала в этой компании несколько лет, ездила в командировки в Берлин, а потом совсем переехала и сейчас живет там. У меня тоже была идея туда вернуться, поэтому T-Systems открывала такую возможность. Я прошел собеседования, и они сказали, что готовы меня взять. Зарплата тогда была в районе 25 тысяч рублей на эту позицию. На то время — нормальная стартовая зарплата, на большее я не рассчитывал. При этом она давала возможность практики немецкого, поездок и развития. И офис со всеми пирогами и плюшками.

Но я стал прогнозировать, как это будет развиваться. Ну, допустим, до 30, потом 50 и 60 тысяч я доползу. Но ни в каком приближении эти рамки не позволят мне достичь даже десятой доли того уровня, который меня так впечатлил. И я понял, что сейчас рискую, но дальше пойду своим путем. И забыл вообще слово «наемная работа», стал фантазировать и пошел в предпринимательство, которым занимаюсь до сих пор.

Нет, они гораздо позже были. В 2006 году меня привлекли в сетевой маркетинг. Когда одна крупная компания только заходила на рынок России, я этим очень увлекся. Мне подселили первые мысли о лидерском мышлении, и как вообще выглядят финансовые взаимоотношения в мире, до этого я вообще не представлял. У меня была только мамина и папина парадигма: школа — университет — работа. А тут я увидел, что есть альтернатива, что вообще бывают какие-то там миллионеры. На тот момент я прошел совсем небольшой путь, но несколько книг на эту тему прочитал. Потом у нас с девушкой появилась идея открыть магазинчик хозтоваров, который не окупился. Потом еще один сетевой проект, связанный с IT. Там я добился больших успехов, потому что убежден, что именно мышление определяет поведение, а не наоборот. И поскольку складывались потихонечку мысли, поступки и коммуникации становились другими, появлялись какие-то результаты. Потом я узнал про франшизу «Бегемотика», которая спонсировалась Сбербанком, и это уже был первый такой «серьезный» проект. В кавычках потому, что ну кто же может определять серьезность, кроме меня?

Проект стоил денег, требовал риска, и это было реальное арендованное помещение, а потом второе и третье, то есть настоящий магазин. Не сетевая вымышленная структура, которая приносила или не приносила плоды, и люди, удерживаемые только мотивацией. Это были товары, закупка, логистика, кассы, наемные сотрудники, отношения, ответственность. Но поскольку я об этом ничего не знал, и ритейл, как позже понял, один из самых сложных бизнесов с низкой маржинальностью, я тогда все проматывал. Потому что вот она — касса, и вот они — деньги. Но ты не должен их оттуда брать, потому что они не твои, а должны быть заплачены за аренду, товары, работникам. Но они же лежат, поэтому большой соблазн взять и сходить «Гинзу», куда-то съездить... Год я возился с этими «Бегемотиками», разорился и пошел по тренинговой стезе. Это еще одно мое увлечение.

Параллельно с магазинами детских товаров я стал бизнес-тренером в швейцарской тренинговой компании Gustav Kӓser Training Intrenational. Там познакомился с Александром ХАНИНЫМ, который вместе со своей девушкой создал в Белоруссии игру «Мозгобойня». Эта игра в формате британских паб-квизов с несложными вопросами, которые можно отгадывать за кружкой пива, сначала была таким домашним минским форматом, а потом разрослась. И однажды мы сели обсудить, как продавать ее в Питере. Запустили, а я уже пришел как человек, который ее масштабировал и запустил франшизу по России и миру. В Америке жил полгода, буквально в прошлом году открывал там филиал. В общем, огромное количество успешных кейсов, и это был качественный предпринимательский рост.

Это один и тот же путь, где одно без другого было бы возможно. То, что люди называют случаем, это способность его разглядеть. Потому что большинство идут мимо и просто их не видят. Как сказал один философ, интуиция — это широта души. А интуиция — это как будто бессознательное, но тренируется она через сознание. И насколько душа обучена через сознание, насколько богато ваше подсознание, настолько хорошо интуиция и работает. Чем шире человек сам по себе, тем больше может увидеть возможностей. Но способствует этому только пережитый опыт. Это не какая-то история, которая спустилась через озарение или с потолка. Нет. Это количество косяков, ошибок, спотыканий, потерь денег, людей, отношений. Чем больше этого в жизни, тем больше шансов.

Последние несколько лет занимаюсь тем, что называется мышлением. Это самый главный мой проект. Тема, в которой я тренируюсь как мастер, связана с образованием. Видимо, это моя природная потребность. Я делаю это бесплатно, платно, везде и всегда. И всегда об этом говорю. Кроме того, есть еще один стартап Altair VR — детская энциклопедия, мы продвигаем образование в виртуальной реальности.

Внутри нашей небольшой организации занимаемся тем, что строим компанию взрослых людей. То есть растим мысль. Делаем из инфантильных взрослых — взрослых взрослых. У нас нет графика, у нас нет ответственности в том смысле, что ее дали. Она у каждого своя. Меня это увлекает полностью, потому что оно не для чего-то — оно беспричинно.

Я пока ещё живу в квартире. Могу, конечно, допустить, что когда-то такое мышление приведет меня на улицу. Но мне кажется, что любая польза оплачивается. Поскольку есть все-таки взрослые люди вокруг — а взрослые всегда платят. То есть энергия возвращается. Вот Борис Гребенщиков чем, по-вашему, занимается?

Музицирует, но ему же платят. Но у него была точка, в которой ему сказали, что если будешь музицировать, тебя посадят. Он все равно продолжал играть. Ему не платили, не было денег, но он как-то выжил. Сегодня ему платят, а он с удовольствием выступает и бесплатно. И он это делает потому, что не может не делать. И я точно знаю, что и в Политехе есть некоторое количество людей, которые сидят здесь не потому, что надо, а потому, что хочется. Я пытаюсь выстроить свою жизнь и жизни людей, которые мне важны, так, чтобы мы тоже могли к этому прийти. Не по причине, что надо ходить на эту работу, а потому что хочется.

Определенно дало. Математика, и логика, и физика и в принципе все технические дисциплины дали возможность мыслить структурно, прокачивать свои знания. Если говорить с точки зрения житейской, то в университете я научился жить. Я не нашел себя, и не потерял. Но всегда гордился, что я учился в Политехе, что поступить сюда могут не все. И вот я сейчас пришел сюда, и это такое невероятное ощущение. Во-первых, радости, во-вторых, того, что я старый. Вспоминаю тот бесконечно открытый мир, но уже не могу вернуться к тому студенческому настроению. Нет, мой мир по-прежнему остался бесконечно открытым — это же вопрос внутреннего восприятия. Тем не менее мне кажется, будто у студентов возможностей больше.

Книги, которые читаю, или какие рекомендую? Это два разных ответа можно дать. Сейчас особенно увлечен тремя авторами. Это Мераб МАМАРДАШВИЛИ, грузинский философ, работы которого до нас дошли благодаря его дочери. Книга, которую я изучаю — именно изучаю, потому что она нескончаемая, это «Психологическая топология пути». Cчитаю ее произведением искусства. Потому что это аудиозапись его лекций, основанных на романе Марселя ПРУСТА «В поисках утраченного времени», которые он провел всего два раза в жизни. Пруст хотел найти в себе силы понять, что с ним происходит, понять, что такое жизнь, что такое чувства, и сделал это с помощью текста. А МАМАРДАШВИЛИ препарировал его роман и в доступном философском ключе тоже пояснил, что такое жизнь и где ее искать. Еще один автор — Александр Моисеевич ПЯТИГОРСКИЙ. В свое время в состоянии абсолютной нищеты он был выгнан из страны, а последние годы жил в Лондоне и был мастером буддийской философии. У него много трудов, и он потрясающий человек, которого можно слушать бесконечно. И еще Грегори БЕЙТСОН — один из основополагающих ученых по теме поведения людей, и его труд, который называется «Шаги в направлении экологии разума».

А посоветовать, наверное, могу Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» и «Люди, которые играют в игры». Эти две книжки на самом деле не такие простые, как кажется, в которых он как великий автор, заложил идею трансактного анализа. Еще можно начать читать Тома Харриса, который на основании Берна написал уже свою историю.

Мне нравится говорить. Но это имеет смысл лишь тогда, когда на той стороне тебя готовы слушать. Я увлекаю людей своим мышлением, увлекаю их меняться — мне кажется, что у меня это получается. Это то, что я несу, нёс и буду нести. И уже больше ничего не ищу. В том смысле, что никогда ничего не найду, чтобы оно принадлежало мне так, как это. И это же мне дает бесконечный источник мотивации. Я встаю с утра и больше не думаю, в какие контексты себя поместить, чтобы самореализоваться. Потому что люди после общения со мной меняются. А поскольку меняюсь и я сам, это движение бесконечно. Сейчас я бы с удовольствием стал в Политехе человеком, который какой-то курс ведет. Это не сложно для меня, потому что моя профессия теперь — учить. Можно идти в сторону бизнеса, а можно — в сторону смыслов, то есть прикладной философии. И если я найду здесь, в Политехе, какую-то группу, уверяю, что то, что мы будем обсуждать, людям будет интересно.

В жизни стоит делать только то, чего без нас не будет. И если я иду в университет, то я бы себя спросил, а зачем туда иду? Если это обусловлено кем-то, то я бы рекомендовал подумать дважды, и, быть может, не идти. Сейчас такое время, что, по большому счету, можно без высшего образования реализовать себя абсолютно в полном формате. На Западе это сделать сложнее. Но если вас привлекает наука, если по своей сути вы — исследователь, если хотите открытий и готовы сидеть ради этого и копать, копать, копать, тогда университет действительно нужен. Если просто для диплома, бросайте эту затею. Я знаю истории успешных людей, которые, отдавая себе в этом полный отчет, отказывались от университетов, бросали Гарвард, например. Потому что можно интересоваться, и учиться, и открывать, и создавать для себя целый мир. А можно достигать пятерок. Это глупость, но многие именно к этому стремятся.